Часть 5

Патрон в патроннике, героическая поза принята, красивый лакированный приклад дорогой игрушки элегантно оттеняет вороненая сталь. Вот сейчас…
Щелчок – ничего.

Рассказов передергивает затвор и на снег выпадает красненький патрончик.

-Осечка!
Вторая попытка. Еще один патрончик на снегу. И еще. И еще. Женя смотрит на свое ружье в полном недоумении:

-В первый раз такое! Может патроны бракованные?

В голове подленькие мысли о том, что могло быть, если бы прямо сейчас нас захотел съесть Хозяин, и что в следующий раз в торосы мы пойдем со Славой и его менее эффектным, но более надежным <Лосем>. А вот и они – <Лось> со Славой и научно-охотничьим взглядом на окружающую действительность:

-Смазка, наверное, замерзла – Слава смотрит на капсюль, пытаясь разглядеть вмятину от ударника:
-Спуска нет, удара. Похоже, смазка не для мороза.

Пощелкав затвором, Слава прикладывается, нажимает на курок и <Ремингтон> негромко, но внушительно бабахает. Заработал. Будем надеяться, что он будет делать это и в дальнейшем.

Пользуясь шикарной погодой, достаем флаги спонсоров и фотографируемся с ними на фоне нашего небольшого лагеря. Флагов много – помогли нам действительно здорово, помогли всем, начиная от колбасы из Новосибирска, масла из соседнего с Викторией (RA0BM) магазинчика и заканчивая огромными деньгами <Норильского Никеля>, благодаря которому все это вообще состоялось. И хотя кодекс профессиональной этики требует от меня патетического и независимого журналистского молчания вместо <Норильского Никеля>, я бесплатно пишу и открыто говорю об этом.

Потому что во все времена, во всем мире географические открытия и экспедиции делались либо на собственные деньги путешественников, либо при помощи пожертвований. Остров Диксон, с которого мы стартовали, знаете почему так называется? Потому что генеральным спонсором норвежцев, которые его когда-то открыли, был купец с такой фамилией. И когда Петроград стал Ленинградом, а Екатеринбург Свердловском, Диксон остался Диксоном. В мире есть немного справедливости.

Конечно, иногда и государство активно поддерживает путешественников, но как правило, в государстве этом или абсолютная монархия, как некогда у испанцев с португальцами, или победивший социализм, как сами знаете где, или Третий Рейх. В то время как у нас Иван Дмитрич Папанин (UPOL) сотоварищи на льдинах плавал , дальние бомбардировщики люфтваффе Германии совершили не менее увлекательное и захватывающее путешествие – долетели до Антарктиды и сбросили на нее какое-то дикое количество специальных вымпелов со свастикой, а затем доложили фюреру, что у Германии теперь есть тридцать восемь тысяч огороженных и помеченных квадратных километров антарктической земли. Есть такая легенда. А из области сермяжной правды – полет германского дирижабля <Граф Цеппелин> и по-немецки педантичное картографирование всего, что им попалось, от любимого фатерлянда до Земли Франца-Иосифа. Мы в это время, в общем-то тоже зря времени не теряли – наметили себе на карте клин от западной до восточной оконечности СССР с вершиной на Северном полюсе и объявили на весь мир о том, что все острова, моря, льды, проливы и прочее не что иное как Советские полярные владения. Сейчас (только сейчас!) это же пытаются сделать Канада, Норвегия и кто-то там еще. А у нас к этому времени вместо научных станций – рога на батарейках…

Я не вдаюсь в подробности и даты и не слежу за исторической последовательностью – главное, что здесь, в Арктике, все время кто-то куда-то плавал, летал, ходил, измерял, поднимал флаги и проводил (иногда) партийные собрания, исследовал, совершал подвиги – в общем, жил богатой жизнью и демонстрировал соседям, что это наше. И теперь на всех мировых картах, как поется в одной песне, есть надписи на русском языке. И какой-нибудь янки у себя в жаркой Калифорнии, сидя за трансивером, старательно выговаривает вслед за Юрой Зарубой:

– U – SHA – KO – VA. Ушакова, то есть.

А государственный престиж, знаете ли, он и в Арктике престиж.
Пока он там в своей Калифорнии выговаривает, неистощимый кладезь Владимир Семеныч Чуков рассказывает еще одну чудную историю. В составе архипелага ЗФИ, так бывалые полярники называют Землю Франца-Иосифа, есть небольшой островок – Земля Александры. И во время Второй Мировой войны, на этом самом островке, в считанных километрах друг от друга, располагались две полярные станции. Советская и немецкая. Горят города, тонут корабли и подводные лодки, сталкиваются гигантские армии, война до самой Африки. А на Александре никто никого в плен не берет, никто никого не убивает и не мучит. Лишь настороженно наблюдают друг за другом и передают шифрованные метеосводки на <большую землю>. Почему? Неизвестно. Может потому, что в огромной ледяной Арктике, на маленьком острове, мрачной и бесконечной ночью и таким же бесконечным днем легче живется от того, что знаешь: недалеко люди, пусть расово неполноценные, пусть противники в кровавой войне, но живые и рядом в безлюдной пустыне…

А может приказа не было – другие проблемы командование занимали. Кончилось все тем, что немцы, откушавши больного и заразного медведя, тотально позаболели и были эвакуированы своими с острова, чему свидетели бдительные советские полярники.
Вертолет появляется в небе в тот момент, когда мы заканчиваем убирать палатку. Он проносится над нами и сделав круг, приземляется неподалеку, а затем подпрыгивает и боком, скачками подлетает к нам, как какая-то оранжевая ворона. Вертолетчики – молодцы, заботятся, чтобы нам было ближе таскать свои две с половиной тонны. А вообще, техника посадки здесь своеобразная. Сначала вертолет лишь слегка касается снега, готовый в любой момент оторваться. В этот самый момент из него выпрыгивает кто-нибудь из экипажа, чаще всего бортинженер, и внимательно смотрит, что там, под шасси – может трещина во льду, может снег слишком глубокий, и все такое. И только после его сигнала <вертушка> наваливается на грешную землю всеми своими тоннами и глушит двигатель.

Встречаемся, как родные, довольно быстро грузим пожитки (честно говоря, поднадоел уже этот престиж!) прощальное фото на фоне вертолета и впервые за неделю тепло и не дует…

…Остров Домашний – это такая голая каменистая коса длиной метров сто пятьдесят – двести и шириной не больше десяти. Коса прилично возвышается над океаном и продувается всем, что здесь дует. Дует достаточно противно – Северная Земля. С севера, почти на уровне воды, у косы есть совсем небольшой аппендикс. Там и стоял домик первой Северо-земельной экспедиции Георгия Ушакова и Николая Урванцева, поставленный ими еще в 1930 году. Сейчас домик перенесли на остров Средний, он совсем рядом, километрах в двух. Мы приземлились на Домашнем, чтобы постоять рядом с могилой Георгия Алексеевича Ушакова, который завещал похоронить себя на этом острове. У нас его портрет и букет сухих цветов, которые передала Чукову дочь Ушакова, Маола Георгиевна. Несмотря на свой почтенный (в районе восьмидесяти) возраст, она собиралась в эту экспедицию с нами. Но что-то не получилось. С одной стороны оно и к лучшему – тяжело все это и в неполные тридцать. А с другой – очень хотелось бы поговорить с ней. Чем жили они, как переносили далекие и безумно в те годы рискованные походы отца, что осталось от него в ее памяти?
Потому что за семь с половиной лет жизни моей Сашки носит меня по миру с не меньшей регулярностью и как-то очень подолгу…

Может пора заканчивать? Это был бы очень важный разговор.
Мы уже на Среднем. Теперь, как родных, нас встречают суровые в прошлый раз пограничники. Мы ночуем у них в спортзале. Вынимаем из вертолета свои рюкзаки – здесь есть баня! Тащить их на заставу на себе – приятного мало, а единственный КрАЗ, именуемый <Крайслером> и способный их перевезти, выведен из строя, грубо говоря, сломан. И. О. начальника заставы старший лейтенант Дудник принимает вполне военное решение. Звучит команда и к вертолету подъезжает грейдер, знаете, такой, с длинным хоботом, а на конце хобота передние колеса. Мы навешиваем на машину рюкзаки и она осторожно отправляется в путь. Первый в мире багажный грейдер выглядит потрясающе!
Вы думаете, после недельного немытия мы все помчались в баню? Правильно. Радиолюбительская фракция экспедиции прихватила с собой антенну, трансивер и усилитель и злоупотребив природной добротой командира отправилась все это устанавливать, с явным намерением провести ночь в общении на короткой волне. И хотя Средний не представляет особой радиоценности, мировая общественность, взбудораженная работой с острова Ушакова, решила отслеживать каждый наш шаг. Как только в эфир полетели позывные экспедиции – RS0B, он отозвался свистом и хрипом радиолюбителей, перекрикивающих друг друга в надежде быть услышанными и отвеченными, а мы, поснимав это дело, отправились в скромную (но какая нам, нормальным людям, разница?!!!) пограничную баню.

Почта сюда попадает с попутными <бортами>, то есть раз в три-четыре месяца. Спутник, который ретранслирует телевизионный сигнал в эти края, то ли с неба упал, то ли другая какая напасть с ним приключилась, только не показывает телевизор на Среднем месяцев эдак пять. Ближайший театр, газетный киоск или кинематограф – в Норильске, это дальше чем Северный полюс.

Романтика! В девяносто восьмом, здесь, на Среднем, я спросил бойцов, тащивших куда-то баллон с ацетиленом, откуда они родом.

– С Архангельска.
– С Дагестана…

Зачем <С Дагестана> отправляют служить на остров Средний? Наверное, чтобы Родину крепче любили. Мы сидим в спортзале, за теннисным столом, убранным вареной олениной, вкуснейшим хлебом из пограничной пекарни и иными средствами объединения народа и армии и расспрашиваем отцов-командиров, которые старше своих подчиненных максимум лет на пять, о здешнем житье. Практически все, кто сегодня здесь служит, призваны из Коми. Жизнь как на острове – то, что на материке разрешается походом в магазин каких-нибудь канцтоваров или продуктов, на заставе ждут по три-четыре месяца. Фотопленка закончилась? Батарейки сели? Солдата какой-нибудь безделуш… пардон, ценным подарком наградить? Вертись как хочешь, командир! Из культурно-массовых развлечений – потрепанный <видик> с засмотренными до дурноты видеокассетами.

Все. Начинаем рыться в рюкзаках в поисках какой-нибудь <гуманитарной помощи>. Кто-то находит ручки, прихваченные с собой сувениры из своих городов и прочую мелочь. У меня новый неисписанный блокнот и куча наклеек и вымпелов корпорации <Сибирское здоровье>. Расстаюсь без сожаления – теперь этим будут награждать бдительных защитников полярных рубежей нашей Родины! Командир просит – подпиши блокнот, один ефрейтор как раз блокнот заказывал. Беру у командира адрес заставы – вернемся в Новосибирск, кину клич по друзьям-товарищам, соберем кассеты с фильмами, которые годами стоят на полках и отправим сюда. Может когда-нибудь дойдет. Три часа ночи. За окном светло, в спальне, где отдыхает застава, окна заклеены темной бумагой. Дневальные, которым спать не положено, хоронясь от начальства в умывальнике и других укромных уголках небольшого барака, стреляют у нас сигареты. Наверное, не только у меня возникает странное чувство, будто я сам здесь служу – так все это знакомо.

Берем фотоаппарат и идем фотографироваться рядом с пограничным столбом – главным символом государственного суверенитета. Столбами, конечно, здесь ничего не огорожено – столб стоит внутри казармы, напротив входа. Вылавливаем какого-то пограничника, ставим его рядом и фотографируемся по очереди. Берем у него домашний адрес и обещаем прислать фотографию. Обязательно пошлем. Дело чести.
В комнате, где стоит трансивер, по прежнему ажиотаж и крики в микрофон на всевозможных языках – поток желающих засвидетельствовать нам свое почтение не ослабевает. Похоже, это на всю ночь. Хотя ночи-то уже осталось…

Надо идти поспать хоть эти остатки. Завтра трудный день – нам предстоит долететь до острова Уединения, разбить там лагерь, установить антенны и запечатлеть все это для будущего фильма… Нахожу в спортзале свободную кровать (спортзал пограничников в апреле-мае превращается в гостиницу для путешествующих) и медленно проваливаюсь в тепло(!) под храп товарищей и писк полуслепых щенят пограничной собаки, для которой спортзал еще и родильное отделение…

Бессердечная мамаша прячет от детей оленьи кости с остатками мяса в драном матраце, а они, даром что слепые, лезут за ним так что вата летит…

 

Часть 6

Мы идем по заметенному Среднему, обходя сотни тысяч замерзших народных рублей, представленных в виде брошенных жилых домиков, целого парка всевозможной колесно- гусеничной техники, ржавой и не очень, вверх колесами и гусеницами соответственно, опять-таки бочек с цистернами…

А идем мы в музей. Самый натуральный. Его питерские энтузиасты устроили в домике экспедиции Ушакова-Урванцева, который перенесли с острова Домашнего, что в паре км отсюда. Смотритель музея, он же – один из научников, уже много лет бурящих какую.-то сверхглубокую скважину на леднике Академии Наук, встречает нас в небольшом – метров двадцать-тридцать домишке, на стенах которого развешаны фотографии первооткрывателей Северной Земли и первых ее исследователей. Экспонатов пока маловато. Самый крупный – пропеллер от ветряного электрогенератора, висящий во всю стену. По замыслу создателей, это будет музей не только прежней, но и нынешней арктической истории, поэтому экспонатами он будет пополняться в основном за счет забро… законсервированных полярных станций.

Радиолюбители, несмотря на то, что некоторые из них не спали всю ночь, сразу столпились вокруг главного (по их мнению) экспоната – фотографии радиста ушаковской экспедиции Василия Васильевича Ходова у какого-то лампового агрегата. Надпись, сделанная не то рукой Ушакова, не то Урванцева:

<Радиостанция работала исправно, поэтому даже на Крайнем Севере мы не чувствовали себя оторванными от Родины>.

Рядом в рамочке радиограмма, переданная на Большую землю и возвестившая на весь мир о последнем крупном географическом открытии XX века – первая Североземельская экспедиция 1930-32гг. обследовала и положила на карту мира огромный Архипелаг общей площадью более 37 тыс. кв. км.

Радиограмма подписана радиолюбительским позывным Ходова – U3CF с какими-то экзотическими дробями. Наши радиолюбители сразу образовали pile-up вокруг этого документа.

Как же: председатель секции коротких волн при Ленинградском отделении Общества друзей радио, самый молодой участник из ушаковской четверки, 18-ти летний радиолюбитель-коротковолновик Василий Ходов впервые сообщил всему миру об открытии советскими полярными исследователями Северной Земли, выйдя в радиоэфир на коротких волнах с тогда еще безымянного острова, ставшего дня полярников домом на долгие два года зимовки. Если учесть, что это событие произошло задолго до известного дрейфа легендарной папанинской четверки, “Челюскин” еще не погиб во льдах Чукотского моря, а Кренкель еще не был RAEM, то юного Ходова можно причислить не только к первым радиопионерам Арктики, но и назвать радиоколумбом Северной Земли.

Вместе с первооткрывателями новых земель ступает нога и радиолюбителя!

Из книги Ушакова “По нехоженной земле”:

“Ходов проявил себя с самой лучшей стороны и оказался незаурядным полярником. Подолгу оставаясь один на зимовочной базе, он вел несложное, но достаточно хлопотливое домашнее хозяйство, проводил метеорологические и прибрежные ледово-гидрологические наблюдения, поддерживал радиосвязь с Большой землей и безропотно переносил беспредельно тяжелое одиноческтво на далеком арктическом острове. Такого не выдержали бы и многие опытные, закаленные полярники. Ходов выдержал. И не только выдержал, но и связал после этого свою жизнь с Арктикой. Он был руководителем строительства и первым начальником первого на Северном морском пути крупного радиоцентра на острове Диксон и затем – радиоцентра на мысе Шмидта.”

Есть чем гордиться! Не так давно на всех полярных станциях, как правило, среди полярников были и радиолюбители…

Увы, все это в прошлом. Остались только память, этот музей, редкие нынче книги “Гидрометеоиздата”, да радиолюбительские QSL…

Еще из уникальных документов тех лет:

“Георгий Алексеевич Ушаков назначается начальником Северной Земли и всех прилегающих к ней островов со всеми правами…”
Помните про начальника Чукотки? Там хоть чукчи были. А здесь полная, совершенная неизвестность.

Из книги Ушакова:

“Никто не знает ни простирания, ни площади, ни устройства, ни характера “вверяемой” вам земли и прилегающих к ней островов, – говорит Шмидт.
Может быть вы получаете территорию целого европейского государства, а может быть, и совсем незначительный клочок суши. Скорее однако первое…”

На часах одиннадцать. Сейчас за нами должен прилететь вертолет. Прощаемся, искренне благодарим хозяина за этот удивительный труд – музей в Арктике! и погрузив рюкзаки на какую-то хитрую машину, настолько же не предназначенную для этого, насколько не был предназначен грейдер, идем на аэродром. Еще одна бочка соляра всеобщими усилиями заталкивается в вертолет и снова под нами бескрайние ледяные поля, на этот раз даже без трещин и рек. Остров Уединения гораздо южнее, если так можно выражаться об арктических островах, никаких особых течений в этих местах нет, и заснеженные льды простираются до самого горизонта. Мы идем низко – нам хочется снять медведя и командир пообещал высадить оператора Фрика прямо перед ним. Медведей что-то нет. Наваждение какое-то! А Фрик-то радуется наверное – так и светится весь внутренним таким злорадным светом. С медведем ему встречаться заметно не хочется…

Остров Уединения заставляет думать о себе помимо своего романтического названия и большой полярной станции. Все тот же четвертый том <Истории освоения и развития Северного Морского Пути> повествует о том, что в сентябре сорок четвертого года где-то здесь наш тральщик забросал глубинными бомбами немецкую подводную лодку. Более того, на следующий день туда спускался водолаз и обнаружил лежащую на грунте лодку U-362 с развороченными бортами. Все это не дает покоя моей аквалангической душе. Где-то здесь она лежит… Полжизни отдал бы за погружение!

Неожиданно вертолет стал набирать высоту. Это означает, что мы приближаемся к земле. И действительно – внизу замелькали домики полярной станции. Ничего себе! Целый поселок! Это вам не остров Ушакова с парочкой кривых избушек. Все прильнули к иллюминаторам, а <вертушка>, сделав круг над островом, лихо приземлилась у какого-то дома – по-моему Сергей Михалыч Полетаев может летать в Арктике с закрытыми глазами!

Выгружаем вещи, попутно оглядывая свое новое пристанище. Приземлились мы в распадке, который с одной стороны заканчивается морским берегом, а с остальных – чем-то вроде высоких холмов или низких гор. По всей видимости, это место выбрали для полярной станции из-за того, что оно довольно хорошо защищено от ветра. Вокруг нас как минимум с десяток домиков разных размеров. По обеим сторонам от берега на горах установлены маяки. Наверное глубина позволяет кораблям подходить довольно близко. На берегу по-видимому склад. Ближе к нам домик поменьше. Еще один увенчан внушительной вышкой, как будто буровой, или что-то в этом роде. Перед ним русло ручья, через который переброшен деревянный мостик. У ручья небольшой деревянный мотобот. Прямо перед носом вертолета торцом стоит большой дом. В окнах замечаю книжные стеллажи. Похоже, библиотека. Прямо за домом начинается крутой подъем, на горе видны целые антенные поля здешней радиостанции. На склоне горы из ослепительно белого снега торчат оранжевые обломки вертолета. Богатая история у острова! Справа от нас – длинный барак, дальше – залежи вездеходов, тягачей и тракторов, рядом с ними то ли гараж, то ли мастерская, то ли все вместе. И никого. Только медвежьи следы. В ближайшие дни, похоже, нас ожидает много интересного. Первооткрывательский зуд берет верх над совестью и пока товарищи вытаскивают из вертолета всякую всячину, мы со штурманом <восьмерки> скрываемся в библиотечном дому. Это не только библиотека. Это кают-компания. Кроме книг здесь хранятся кинопленки – успеваю разглядеть в темноте ярлык <Внимание – черепаха!>, здесь же что-то вроде столовой, одновременно выполняющей роль кинозала. На столе стоит <Украина> с заряженной фильмой. Больше ничего не разглядеть – темно. В коридоре доска приказов. На доске телеграммы.

РАДИО ДИКСОН ГИМЕТ МАЙОРОВУ

КОЛЛЕКТИВ СТАНЦИИ ИЗМОТАН ПЕРЕПОДГОТОВКАМИ ЗПТ УЧИТЫВАЯ ПРЕДСТОЯЩИЕ РАБОТЫ ВЫГРУЗКЕ ИЛИ ПОГРУЗКЕ ЗПТ УСТАЛОСТЬ ЛЮДЕЙ ТИРЕ СЧИТАЮ ЦЕЛЕСООБРАЗНЫМ НАЧИНАЯ СИНСРОКА 15 ГМТ НАБЛЮДЕНИЯ ВСЕМ ВИДАМ ПРЕКРАТИТЬ ЗПТ СУТКИ ТИРЕ ДВОЕ ПОГОДЫ НЕ ДЕЛАЮТ ЗПТ СЛУЧАЕ ЖЕ ЭВАКУАЦИИ СМОЖЕМ БОЛЕЕ МЕНЕЕ ОДГОТОВИТЬСЯ ТЧК НЕОБХОДИМА ТОЛЬКО СВОЕВРЕМЕННАЯ СКБ ЗА СУТКИ ТИРЕ ДВОЕ СКБ ИНФОРМАЦИЯ СРОКАХ ВЫВОЗА ЗПТ МАКСИМАЛЬНО ВОЗМОЖНОЙ ЗАГРУЗКЕ ВЕРТОЛЕТА ТЧК НАСТОЯЩЕЕ ВРЕМЯ ГОТОВИМ ЭВАКУАЦИИ ИМУЩЕСТВО СТАНЦИИ ЗПТ ЛЮДЕЙ ЗПТ НО ВСЕ ЖЕ НАДЕЕМСЯ БЛАГОПРИЯТНЫЙ ИСХОД ТЧК ЧИСТО МОРАЛЬНОМ ПЛАНЕ ОБИДНО БУДЕТ ЕСЛИ СТОЛЬКО ВРЕМЕНИ И СИЛ ВЫБРОШЕНЫ НА ВЕТЕР ТЧК ВАШ 21/758 ПОЛНОСТЬЮ СООТВЕТСТВУЕТ НАШЕМУ МНЕНИЮ ТЧК УВАЖЕНИЕМ

21 11 3 АПС ЖУКОВСКИЙ.

Штурман Валера говорит, что в девяносто шестом запасы топлива для дизельных генераторов на станции подошли к концу. Полярники бомбардировали начальство радиограммами, их просили держаться, обещали прислать все, что нужно, а двадцать шестого ноября на острове нежданно-негаданно приземлился вертолет. Народ поставили в известность, что топлива не будет, и что прямо сейчас нужно взять с собой самое необходимое и быстро грузиться, потому как других <бортов> не будет. Вывозил полярников наш Сергей Михалыч Полетаев. Не знаю, что чувствовали эти люди. Наверное то же, что чувствуют моряки, глядя на свой гибнущий корабль…
Почему-то вспомнил, что в том самом девяносто шестом проходили президентские выборы, коробки там из-под ксерокса с долларами и прочее. Не знаю, скорей всего одно с другим никак не связано, но как-то связалось: бешенные деньги на выборы и Титаник-остров Уединения. Это самая последняя, пока, из законсервированных станций Центральной Арктики…

Разгрузка окончена. Мы решаем разбить лагерь в низине, однако радиолюбительская фракция протестует – для работы в эфире требуется установить антенны повыше. Затащить трансиверы, усилители, антенны, генераторы, рюкзаки и прочее в скользкую гору – приятного мало. Выручают вертолетчики. Загружаем радиоаппаратуру и радиолюбителей обратно и через каких-нибудь тридцать секунд все это оказывается на горе. В мыслях снова полное отсутствие желания жить в палатке. Расслабила ночевка на погранзаставе! С надеждой смотрю на Чукова. Он с интересом поглядывает на небольшой аккуратный домик у подножия горы. Кажется, ему тоже не очень хочется ставить палатку. Домик оказывается резиденцией начальника <полярки> – типичный советский кабинет с пишущими машинками и сейфом, две комнаты и кухня. В кабинете на столе – недопитый чай, нарезанный хлеб и раскиданный сахар-рафинад. И страшный беспорядок, как в кино, когда белые близко. Кучи разбросанных бумаг, папки, книжки, вещи. Причем, вещи такие, которые люди, уезжающие откуда-нибудь навсегда, как правило, берут с собой. Например, маленький цветной <Шилялис>. По всему видно, что приказ о срочной эвакуации застал людей как айсберг большой пароход. Даже чай не допили. А может и знали заранее, и подготовились, но все равно надеялись до последнего, пока вертолет не прилетел…
Окно в кабинете разбито и вокруг, на улице, натоптано медведем. Похоже, он и пытался занять освободившееся кресло. Ну, он – хозяин, ему можно… Изрядно хочется есть. В последний раз мы делали это вчера. Поэтому наводим порядок с хорошей скоростью, подбадривая Игоря Демьяныча Смилевца и его партнера по бизнесу Леню, которые уже разводят пары на кухне. Наш быт очень напоминает эпизод из фильма <Джентльмены удачи>, когда герои устраиваются в московском доме, предназначенном под снос. Интересно, в отличие от острова Ушакова, где все закончилось еще при СССР и на стенах висели плакаты и картинки из советских журналов, сюда, на Уединения, успел проникнуть wind of change – помните, была такая песня у <Скорпионс>, про Москву, гласность и перестройку. На стенах здешних комнат – Брюс Ли, Karate kid, Виктор Цой и лики святых из иллюстрированных журналов. В кабинете начальника нахожу какие-то странные солнцезащитные очки, размером на ребенка, не больше. И конструкция какая-то странная…
Кусочек кожи в форме восьмерки с резинкой вместо дужек, чтобы на голове держался, две дырки и зелененькие стекла. Женя, говорю Рассказову, это для кого такие? Женя вертит в руках очки и авторитетно заявляет:

– Для собак!

И это очень похоже на правду.

В бумажках на полу – изрядно потертая книжица. <Океанографический справочник арктических морей СССР. Общая лоция>. Издание Главсевморпути. 1940 год. По-моему, всю нашу Арктику можно запросто и смело провозглашать музеем. Прилетай на любой заброшенный остров с делегацией каких-нибудь туристов и води их по этим домикам, по мостикам и лесенкам…

Все готово для жизни и обеда. Начинаю понимать, что лучше было бы поставить палатку. В палатке на морозе холодно. В домике, который простоял пять лет без обогрева, холодно и сыро. Обедаем в кабинете начальника, притащив туда еще один стол, чтобы всем нам можно было там уместиться. Едим быстро и сосредоточенно – всем не терпится. Но каждому не терпится по-своему. Радиолюбителям – развернуть антенны и заявить на весь смиренно притихший свет о высадке на острове Уединения, нам с Рассказовым и Фриком – отправиться на обследование острова. Обследование мы начинаем с ближайшего к нам домика, расположенного напротив нашего жилища через ручей с мостиком. Это склад ширпотреба или может магазин. Стопки новеньких тарелок в оберточной бумаге, столовые ножи, крытые овчинные полушубки, новые матрасы штабелями, новые графины для партсобраний, какие-то научные приборы в ассортименте, лампочки Ильича и дневного света – Остров Сокровищ! Нет, все-таки они рассчитывали сюда вернуться, не может быть, чтобы все так было брошено! Гробовая тишина. Рассказов говорит, что попал в свою детскую мечту. В детстве он мечтал, чтобы все люди куда-нибудь делись и чтобы можно было бы побродить по миру без людей. Правда, в его мечте не было белых медведей, а здесь они незримо присутствуют. Поэтому мы медленно и осторожно перемещаемся ближе к берегу, к следующему объекту исследований. Здесь гораздо меньше снега, чем на Ушакова. По крайней мере, дома не заметены по самую крышу, и мы открываем очередную дверь без особых усилий совковой лопатой. Это склад продуктовый. И тут тоже кое-что есть. Вот почему вокруг так много медвежьих следов. Не поленился Хозяин даже на чердак по приставной лестнице сходить, сильно его запах взволновал. Но внутрь медведь так и не попал. Камень в огород сторонников теории эволюции – неужели за шесть лет самый крупный и самый опасный сухопутный хищник не мог с голодухи научиться орудовать совковой лопатой?

Так, что у нас здесь? Мука, консервированный борщ, стоимость в первом поясе 27 копеек, в третьем 30 копеек, сахар-рафинад в узеньких пачечках, скумбрия консервированная в масле, спичек ящик и повидло с подсолнечным маслом. В предбаннике какие-то фляги. Принюхиваемся к содержимому. Ацетон. Отпускаем дебильные шуточки насчет его здешнего употребления и идем дальше…

Часть 7

Небо снова свинцово. Вечер. Или может ночь? Поднимаемся на гору к радиолюбителям, по пути осматривая приличный кусок вертолетного хвоста, сломанные хвостовые же лопасти, осколки толстого плексигласа, торчащие из погнутых рам пилотской кабины. Все это навевает мысли о том, что полеты в здешних широтах бывают и не столь удачными, как наши до сих пор. Сергей Михалыч Полетаев рассказывал, что в тундре, где-то между Новосибирском и Норильском они видели распластанные на горном склоне обломки великана советского авиастроения тридцатых бомбардировщика ТБ-3. А машину Леваневского не могут найти вот уже полвека: Так что несмотря на всю изученность и исхоженность, расслабляться Арктика не дает.

Не дает она расслабляться и нашим героическим радиолюбителям. В запарке с переездами после прилета на Уединения, они забыли запустить дизельный генератор, наш замечательный японский шестикиловаттный электрогенератор, и он конечно же не вынес такого неучтивого обращения и замерз, как последний Маугли. Запустить его не представляется возможным. Вот уже шесть часов. Народ сходил вниз, к нашему домику, на своем горбу затащил в гору бензоагрегат с аварийным запасом бензина, но работать на нем в сложившихся условиях – быстрое и верное самоубийство радиолюбительской части экспедиции. Раздраконить и без того уже раздраконенную мировую общественность, устроить pile-up и на всех парах вырубиться из эфира по окончании скромного аварийного запаса: Часть злобного сообщества яростно дергает дизель за веревку, греет его паяльными лампами, укрывает от ветра и тихо матерится, часть устанавливает Yagi рядом с антенным полем дальней связи и домиком радиостанции острова Уединения, на нем, на домике этом, даже табличка специальная об этом свидетельствует – UGV. Здесь решено развернуть станции для работы очередным экспедиционным позывным – RU0B. Это своеобразная дань уважения тем, кто работал здесь многие годы и просто очень удобное место. Заруба ходит по домику и изумляется вслух – это на него оборудование станции так воздействует. Я в этом ничего не понимаю, но внешний вид всего этого меня тоже впечатляет немало: корабельная стойка, кажется она называется “Дюна”, с часами, циферблат которых поделен на сектора, в течение которых радист обязан слушать сигналы SOS, приемники “Шторм”, в соседней комнате какие-то совершенно чумовые агрегаты размерами под потолок, массивные телефонные трубки, как на подводных лодках, легендарный Р-250, все в снегу и инее – оконное стекло разбито, может медведь, может само: Очередная картина всеобщего запустения, Юра Заруба (UA9OBA) говорит, что все на первый взгляд, в состоянии “подавай питание и садись работать”. А с питанием, между тем, проблемы и у нас. Не подается оно, питание. Не сдается дизель. В разбитое окно, которое уже успели заткнуть какими-то тряпками, стучит Паша Цветков (RV0AR), зовет приобщиться к радиолюбительской деятельности – подержать антенные растяжки. После острова Ушакова на это дело нашей квалификации уже хватает. На улице ветер. Он разогнал тучи и картину верхней части острова освещает багряное ночное Солнце. Кажется, здесь строений еще больше, чем внизу. Причем, если внизу, так сказать, инфраструктура, то наверху сплошная наука в чистом виде. Рядом с радиостанцией большая метеоплощадка с кучей всяческих ящичков на длинных ножках, флюгеров, штативов и прочих приспособлений. Одна комната в здании радиостанции, похоже, была отдана метеорологам. Дальше, в сторону моря, здоровенный барак с высокой двускатной крышей, над которой возвышается маяк. Барак, видно, просоленный и продутый всеми ветрами – доски, из которых он сколочен, почти белого цвета. Пейзаж потрясающей силы и красоты – бескрайняя снежная пустыня, розово-оранжевая в закатном свете, и на краю этой пустыни, на высоком обрыве – седой дом и маяк на его высокой крыше. Кажется, я буду помнить эту картину всю жизнь:

Направо, за метеоплощадкой, небольшой домик с плоской крышей и шаром на ней, радар наверное. Далее еще какие-то строения, добраться до которых сегодня нет никаких сил, хотя желание огромно. Я окончательно замерз, стоя на морозе с растяжкою в руках, беру лопату у Саши – “Два Острова” (RZ9OO) – Сухарева и ожесточенно греюсь, откапывая в снегу яму для закрепления растяжки. Дизель молчит. Все остальные тоже молчат. Хочется спать. Заканчиваем с установкой антенны и отправляемся вниз. Радисты остаются распаковывать и устанавливать аппараты в надежде, что электричество все-таки удастся добыть.

Местное время, как обычно, около трех ночи. Внизу Владимир Семеныч сотоварищи готовятся ко сну и рассказывает, что пока мы были наверху, они посетили барак рядом с парком колесно-гусеничной техники. Барак оказался мастерскими и дизельной одновременно. Дизельная – сердце станции. Собственно из-за того, что нечем было ее кормить, станцию и закрыли. В небольшой комнатке рядом с машинным залом они нашли аппаратный журнал, в котором педантичный дизелист мелким почерком ежедневно отмечал температуру в системе охлаждения, напряжение в сети, еще какие-то там параметры: В день “консервации” станции через весь разворот журнала красным карандашом сделана последняя запись: “26.11.96. Все. Сливаю воду. Станции Пи…ец!” Только буквы не пропущены. Теперь вот мы свой дизель запустить не можем. Мистика, можно сказать. Укладываемся спать. Леня Сафонов, молчаливый механик экспедиции, большой специалист по разжиганию кривых паяльных ламп, услышав наш рассказ о смерти электрогенератора, молча встает и отправляется наверх:

: Леня, после плотного “общения” с дизелем, оживил генератор – сердце экспедиции. Через двенадцать часов после того, как его попытались безуспешно завести. Леня молча и странно улыбаясь ходил вокруг, крутил там чего-то, глядя на агрегат, как на одушевленное существо, и генератор сначала долго отхаркивался, а затем затарахтел-заработал и выдал первые киловатты! Леня – герой полярного дня без галстука. Вконец измотанные душевно и физически, радиолюбители валятся на единственный диван и вырубаются напрочь. Валере Сушкову (RW3GW) места на диване не достается и Валера отправляется вниз, за пенопленовым ковриком, чтобы постелить его на полу и уснуть. После бессонной ночи на Среднем и всех мучений минувшего дня и ночи ни о медведях, ни о том, что по “поверхности” настоятельно рекомендовано ходить по двое, не думается. Нет сил. Нет и напарника. Сушков доходит до нашего домика, берет здоровенный рулон пеноплена и отправляется обратно. Забирается в гору, благополучно достигает радиостанции, падает у порога и засыпает от холода и усталости, обнимая этот самый рулон пеноплена:

На его большое радиолюбительское счастье, Игорю Демьянычу Смилевцу в ту ночь не спалось. Не может спать душа зампотылу экспедиции рядом с невероятным количеством необследованных домиков и всяческого в них добра. Игорь Демьяныч встает ни свет ни заря, варит вкуснейшую гречневую кашу с тушенкою, кипятит чай, и гонимый жаждой приключений, материальных ценностей и буквально материнской заботой о голодных “верхних людях” проходит мимо радиостанции, около крыльца которой лежит полуживой Сушков. А может и полумертвый уже: Видимо, замерзал Валера недолго, так как Демьянычу на двадцатипятиградусном морозе удалось-таки растормошить его, отвести вниз, накормить согласно вышеуказанному меню, а затем уложить спать в относительном тепле, предварительно завернув в пресловутый пеноплен. В жизни всегда есть место подвигу.

В это солнечное утро Демьяныч разбудил и нас, почивавших в командирском домике, текстами вроде “Я кашу уже два раза разогревал, чай, сгущенку открыл, вставайте, а то опять остынет”. Содержание текстов напомнило счастливое раннее детство и бабушку, а интонации оказались невероятно похожими на монолог медвежонка в исполнении актера Невинного из культовой картины Норштейна “Ёжик в тумане”, помните: “Я и веточек можжевеловых: и варенья малинового: и креслице поставил, звезды считать:” Только ёжиком в тумане, вернее, в морозе, сегодня был Сушков. Услыхав от Демьяныча за завтраком историю о спасении Валеры, устремляемся наверх. Валера спит на полу и на внешние раздражители не реагирует. Радиолюбители уже освободили единственный диван и оживленно обсуждают происшествие. Всеобщими усилиями перекантовываем Сушкова на диван и укрываем всем, что имеем теплого. Сегодня его второй день рождения. Радио, так сказать, любительский. Придя в себя, Президент всех “Русских Робинзонов” снял с себя дорогущие часы, купленные в Арабских Эмиратах и наградил ими Демьяныча. Демьяныч было засопротивлялся, показывал именные “Командирские”, которыми его, когда-то подполковника ПВО, наградило начальство, но спасенный был непреклонен. Награда настигла своего героя и прочно на нем обосновалась.

Мы идем обследовать остров Уединения дальше. Радионавигационная станция – домик с шариком на крыше пребывает в том же состоянии, что и все остальные. Бардак, развал, кучи бумаг, каких-то журналов и схем, экраны, лампы и надпись во всю стену жилой комнаты:

ВОТ К ЧЕМУ ПРИВОДИТ ПО:УИЗМ НАЧАЛЬСТВА! БРОСАЕМ ВСЁ. ТОПЛИВА НЕТ. 26.11.96.

И снова буквы не пропущены:

:На отшибе, на самой окраине станции – здоровенный модерновый сборно- щитовой домина на сваях, алюминиевый какой-то, видимо, самая новая постройка. Поднимаемся на высокое крыльцо, входим и замираем не то чтобы в ужасе, но уж точно в душевном волнении: в абсолютной тишине брошенной полярной станции, в пустых комнатах гулко отдается тиканье какого-то часового механизма. Потоптавшись в нерешительности, проходим дальше. Комнаты чистые и светлые, а главное, совершенно не отсыревшие за пятилетку без людей! Видимо, построено с умом и в соответствии с новыми технологиями. Знать бы об этом раньше, поселились бы здесь, а не внизу и жили бы как в Сочи: В одной из комнат находим источник тиканья и нашего нервного напряжения: какой-то юморист прицепил к обычным советским электронным часам-будильнику здоровенный аккумулятор. Они идут уже пять лет!

Рядом с домом из снега торчат какие-то ящики. Открываем. Антенные мачты военные такие, зеленые все из себя. Мотки стального троса с изоляторами, растяжки антенные. Скромная мечта российского коротковолновика лежит себе под снегом, и не жужжит: Андрей Моисеев (UA0BA) и Паша Цветков (RV0AR) начинают обсуждать планы новой экспедиции, на барже, чтобы все можно было за один раз домой увезти. Чтобы нестабильная радиолюбительская психика не расстроилась окончательно, тихонько и незаметно уводим блаженно улыбающихся своей мечте товарищей и идем на бережок, на высокий обрывистый северный берег острова, где стоит точно такая же, как на Ушакова, автоматическая ядерная метеостанция – швабра с флюгером и пропеллером. Видно, часы с аккумулятором навеяны этой конструкцией. Вот и всё, что осталось здесь живого и функционирующего.

Завершаем наш обход в седом бараке с маяком. Барак оказался очень даже романтическим местом: здесь надували водородом и запускали в стратосферу аэрозонды. Теперь понятно, почему здоровенные ворота у него не с торца, как у всех нормальных там гаражей и прочего, а в фасадной, так сказать, части. Внутри барака залежи истлевших зондовых оболочек. А еще ярко разрисованная округлая дверь с призывной надписью “BAR”, разноцветными наклейками от импортных напитков и вырезками из иностранческих журналов… По другую сторону за ажурной дверцей с красивым замочком – реалии жизни: банальный сортир класса земля-тундра с намалеванными злорадствующими рожами на стенах – черный полярный юмор. Рядом – плакат с официальными лицами Членов Политбюро ЦК КПСС и суровыми распоряжениями руководства, напоминающими о поллитровой месячной норме сухого красного вина на каждый полярный нос. В довершение – плакат в стиле “Родина-мать зовет!” – “А ты отоварил талоны?” Такой замерзший социализм…

Ветер гуляет повсюду, мерно наметая снег в распахнутые ворота и сантиметр за сантиметром утрамбовывая в вечную мерзлоту остатки былого могущества прошлого века. Вот и всё, что здесь есть. И в бараке, и на острове:

Часть 8

…Все-таки расслабила нас погранзастава с ее теплом и уютом! К тому же заняться здесь особо нечем. И жажда хоть какой-нибудь деятельности наводит нас на мысль отогреть нашу радиорубку окончательно. Для этого есть все предпосылки: работающий трансивер и усилитель выделяют изрядное количество тепла, мощности генератора хватает с запасом, а в каждом жилом помещении острова имеется пара-тройка электрообогревателей. Есть еще одна причина того, почему мы уже целый день сметаем с потолка тающую ледяную корочку и убираем воду с пола: аккумуляторы наших видеокамер на морозе потеряли емкость – через минуту-другую после установки их в зарядное устройство, они радостно показывают полную зарядку, а через три минуты работы уже сигнализируют о своей близкой кончине. Поэтому Женя Рассказов приволок откуда-то “козла” помощнее, дизель за окном тарахтит натужнее, все мокрые, а потолок вопреки пессимистическим прогнозам Чукова подсыхает. Вот уже и пар изо рта не идет, и всезнающий Слава Государев говорит, что это свидетельствует о повышении температуры до плюс градусов выше нуля. И откуда он все это знает?

Покончив с осушением и отоплением отправляемся в поход вокруг северной части острова, Семеныч и Смилевец, ходившие там сегодня утром, говорят, что снизу, с моря, высокий обрывистый берег выглядит очень красиво. Берем штатив, камеру, радиостанции, Славу с карабином и отправляемся в поход.

Берег действительно крут – и в прямом, и в модном смысле. Вертикальная песчаная стена метров в пятнадцать-двадцать высотой. Похоже, морской прибой постепенно отнимает у острова его территорию – под обрывом кое-где довольно высокие заснеженные бугры, обваливается берег. Отходим чуть дальше в торосы и находим медвежьи следы – обойдя каждый островной домик, оставив н одном из пыльных стекол запятую носом (наверное встал на задние лапы, уткнулся в стекло, не устоял и съехал), Хозяин отправился в поисках чего-нибудь съестного дальше. Удивительно, как совпали его и наши мысли. Мы ведь тоже каждый дом осмотрели, а теперь буквально по его следам вокруг острова идем! С другой стороны, о чем еще здесь думать… Рядом с внушительными медвежьими следами еще одни, мелкие и собачьи. Вернее, песцовые. Этот арктический шакал, конечно, не бежал рядом с медведем, а следовал на почтительном расстоянии, но четко придерживался генеральной линии, двигался, так сказать, в разрезе…

Подбираемся вплотную к живописно нависающему над морем козырьку – в этом месте рельеф острова понижается метров до шести, да еще внизу куча земли. Стенка как слоеный пирог из наносов, а внизу этого пирога целый слой древесных углей! В незапамятные допотопные времена на голом песчаном острове Уединения росли деревья и всякая всячина, в их кронах пели птицы, а внизу наверняка проживали какие-нибудь звери… Я где-то читал, что всему этому положил конец всемирный потоп. Исследователи, работающие в Арктике, находят в этих слоях замерзших животных и рыб с веточками в зубах и рыбешками в желудках. Это значит, что они умерли очень быстро, а не от старости или голодной смерти… Мы устали и находим место, где можно выбраться на поверхность острова. Ага! Видимо песцы здесь были частыми гостями – снега на продуваемой островной возвышенности почти нет и на расстоянии метров в сто друг от друга насколько хватает глаз виднеются вкопанные в землю деревянные ящики с прикованными к ним небольшими капканами. Промышлял полярный люд пушниною…

Еще одна живописная картина всеобщего запустения: колея вездеходных гусениц, оставшаяся от прежних хозяев острова ведет прямиком к высоченному обрыву над морем и исчезает… Никто, конечно, не бросался в море на вездеходе, просто берег под действием прибоя постепенно обваливается, но выглядит все это очень символично. Природа как будто старается любой ценой замести человеческие следы. Следы в никуда…

“Остров Уединения открыл норвежский шкипер-промышленник Иоганнесен в 1878 году. Впервые на него высадились моряки со шхуны “Эклипс”, искавшие в 1915 году следы пропавшей без вести полярной экспедиции В.А. Русанова. Положение острова не было точно определено, и поэтому в 1930, а затем в 1932 годах, вначале ледокольный пароход “Г.Седов”, а потом “Русанов”, безуспешно искали этот остров там, где его обозначил Иоганнесен. Только в 1933 его обнаружил “Челюскин” и остров Уединения занял свое настоящее место на морских картах. Станцию здесь пытались построить в 1933, но судно не смогло подойти к острову из-за льдов.

В 1934 году из Архангельска отправился к Северной Земле ледокольный пароход “Садко” (тот самый, на котором через год откроют остров Ушакова!), экипажу которого надлежало построить полярную станцию на мысе Оловянном (пролив Шокальского). На борту парохода находились две смены зимовщиков: одна направлялась на остров Домашний, вторая – на мыс Оловянный”.

Здесь заметим, что начальником полярной станции на Мысе Оловянный был назначен Эрнст Теодорович Кренкель, будущий радист первой дрейфующей станции СП-1, откуда и пошел счет UPOL-ам, будущий начальник Центрального радиоклуба (впоследствии его имени) и Председатель Федерации радиоспорта СССР, будущий автор радиолюбительского бестселлера “RAEM – мои позывные”. И поныне радиолюбители всего мира бережно хранят редкие QSL RAEM, UPOL-…, 4K0… Интересная история…

Представляете, скажем начальником дрейфующей станции “Северный Полюс-19” был нынешний зам. Председателя Государственной думы РФ Артур Николаевич Чилингаров. Кстати он, по совместительству, еще и председатель Оргкомитета нашей экспедиционной программы “Дорога в Третье Тысячелетие”. История повторяется… А начиналось все тогда.

“Трудно было ледокольному судну пробиться к берегам сурового архипелага. В 30 милях от о. Домашнего, где располагалась полярная станция, попав в тяжелый лед, пароход лег в дрейф, продолжавшийся 24 дня. Ежедневно, чтобы спасти стальной корпус корабля от напора сильных льдов, экипаж и зимовщики, участники гидрографической экспедиции, скалывали лед. Работа была изнурительной и продвигалась медленно. К концу дрейфа “Садко” вынесло на траверз острова Шмидта, за 82 параллель. На помощь ему прибыл ледокол “Ермак”, который и вывел судно на чистую воду. Тогда Гавсевморпути приказало капитану А.К. Бурке выгрузить предназначавшиеся для станции на мысе Оловянном оборудование и стройматериалы на острове Уединения. 7 сентября Бурке высадил на пустынный остров партию зимовщиков в составе 18 человек: начальника зимовки С.В. Шманева, врача, двух гидрологов – Н.Т. Черниговского и А.Н. Золотова, метеоролога В.М. Бизина, двух радистов, двух механиков и девяти строительных рабочих (последние были оставлены на зимовку). После ухода “Садко” положение на острове сложилось тяжелое. Негде было укрыться от непогоды, шторм грозил смыть с берега ценные грузы, бревна дя постройки дома, фанеру, продовольствие. Но люди не дрогнул, вступили в отчаянную борьбу со стихией и вышли из нее победителями. Уже первую ночь полярники провели под крышей фанерного барака, построенного общими усилиями.

Торжественно звучит первая телеграмма С.В.Шманева Отто Юльевичу Шмидту: “Доношу: полярная станция на острове Уединения начала свою работу. Выстроен первый барак. Ваше приказание первую ночь провести под крышей выполнено. Готовим горячий ужин. Завтра начинаем передачу метеоледовых сводок”.

В борьбе с суровой природой прошли вся осень, тяжелая зима, весна и часть лета. В эфир летели позывные о. Уединения. Их ловили радисты судов и обсерваторий, соседних полярных станций и новостроек Севера. Сводки ложились на синоптические карты. А.Н. Золотов вспоминает: “Поработать пришлось порядочно. Признаться, ни до этого, ни после, мне не приходилось так работать. Больше 700 тонн груза перетаскали мы с берега на площадку дома… К наступлению зимы мы закончили полностью отделку жилого дома, в котором помимо теплых комнат для жилья, были расположены научные лаборатории, красный уголок, радиорубка и амбулатория. В нашем доме мы создали себе подлинный домашний уют… После окончания полярной ночи мы решили построить своими силами машинное отделение из местного стройматериала, т.е. плавника. Плавник привозили на нартах за 6-8 киломеров. Работа эта отнимала много времени и физических сил… Через небольшой промежуток времени был подведен под крышу еще один рубленный домик”.

Так в самом центре Карского моря приступила к работе полярная станция. Во второй смене полярной станции о. Уединения работали две женщины, успешно перенесшие, впрочем, не в первый раз, и полярную ночь, и пургу, и метели, и долгое одиночество, и тяжелый труд.

Ледокольный пароход “А.Сибиряков” (капитан Ю.К. Хлебников) завез на остров коров, свиней, коз и даже кур. Суровый остров мог считаться обжитым и освоенным.

Радиотелефон связал остров со всеми станциями Карского моря. Эта связь оказалась настолько хорошей, что станции острова Русского (! – наши радиолюбители “радиоткрыли” этот остров в Архипелаге Норденшельда в 1995 тем же позывным – RU0B. И вновь история повторяется…), мыса Стерлегова (!!) и о. Уединения решили отпраздновать день Красной Армии совместно, с помощью радио. Основной доклад подготовил для всех станций коллектив о. Уединения. Своими воспоминаниями о годах гражданской войны поделился полярник с о. Русского. В концерте художественной самодеятельности участвовали зимовщики всех трех станций. Почин о. Уединения был подхвачен и на других станциях. Возникло соревнование между радистами за лучшую слышимость и быструю настройку. В праздновании 1 мая участвовали уже девять полярных станций”.

Статья все из того же четвертого тома “Истории открытия и освоения Северного Морского пути”, обнаруженного три года назад на Среднем. Здесь, на Уединения, Валера Сушков (RW3GW) нашел третий том “Истории…” и подарил его мне. Пафос пятидесятых, когда все это писалось, не в состоянии перечеркнуть одну простую вещь: у каждого из смертных одна-единственная жизнь. И часть этой самой единственной и неповторимой жизни люди на протяжении шестидесяти лет отдавали на то, чтобы обжить пустынный остров, по-настоящему затерянный в арктических льдах. А теперь здесь только следы в никуда…

Какие-то тоскливые мысли. Наверное, обедать пора. Возвращаемся в радиорубку. Там “Ташкент” натуральный: неутомимый Рассказов где-то раздобыл электроплитку, принес со склада банки борща, законсервированного еще при советской власти, и варит из него борщ натуральный, приправляя ископаемую консерву современной тушенкой. Несмотря на соблазнительный запах и искренние заверения в съедобности изделия, от борща я отказываюсь. И не только я. Напрягает что-то борщ из прошлого тысячелетия. Кулинар вдохновляет нас своим примером. Не помогает. Идем вниз, к нехитрым испытанным и надежным разносолам Смилевца.

Работа в эфире не прекращается ни днем, ни ночью. Связь из двух комнат в домике радиостанции. В одной тепло, светло, комфорт и телефонный режим, голосом в микрофон то есть. В другой созданы все условия для того, чтобы радиолюбитель мог сполна прочувствовать все то, о чем прочитал в многочисленных книжках про бывалых полярников – собачий холод, полумрак настольной лампы и работа телеграфом, для непосвященных – ключом и морзянкой. Здесь в основном упираются опытные экспедиционеры Андрей Моисеев (UA0BA) и Александр Сухарев RO9O ex(RZ9OO).

Есть у нас и ноутбук для супермодной пакетной и прочей цифровой связи, но она почему-то не очень популярна. Гораздо активнее компьютер используется для убийства пришельцев, зомби, гангстеров и прочего мирового зла, сосредоточенного в классике типа “DOOM 2” и “DUKE NUKEM”, для непосвященных – игрушки-“стрелялки”. Расправляясь с монстрами, слушаем переговоры, чтобы в случае чего быстренько включить камеру и запечатлеть что-нибудь яркое для фильма. Например, разговор с бортрадистом “Боинга”, летящего из Москвы в Тель-Авив, или с рыболовным судном в северной Атлантике. А вот и легендарный Яков Семенович Лаповок (UA1FA) – в его честь именем “LAPOVOK” назвали одну из малых планет во вселенной! Вот бы ему сюда – столько радиолюбительского “железа” даром пропадает, сколько всего можно было бы из всего этого сделать…

Радиолюбитель, который провел за трансивером всю ночь напролет, является весьма интересным объектом наблюдения. Паша Цветков (RV0AR), например, хохоча показывает всем запись в аппаратном журнале, где в графе “время” стоит 25.04. Вот дописались! – смеется Паша – Двадцать пять часов, четыре минуты! Действительно смешно. Потом Паша как-то вдруг стихает:

– Нет. Это не двадцать пять ноль четыре. Это двадцать пятое апреля… Так и живем.

Рассказову никак не сидится без дела. Он решает разобрать и почистить свой “Remington”, который по-прежнему стреляет только тогда, когда ему это заблагорассудится, а не тогда, когда нажимают на курок. Вместе со Славой Государевым они начинают аккуратно и очень осторожно выбивать из ружья стерженьки, на которых держится ударно-спусковой механизм. Одна за другой на чистенькой тряпочке появляются серенькие и черненькие стальные детальки. Рассказов волнуется – он не делал этого ни разу, и всецело полагается на познания Славы, который внимательно следит за процессом.

– Запоминай последовательность, ничего нелья перепутать! – стращает он Рассказова. Заруба как-то недобро улыбается, видимо, происходящее напоминает ему историю про маузер Папанина. Внутри ни разу не чищенного ружья обнаруживается не только замерзшая летняя смазка – до разборок это было основной версией нестреляния. На чистенькую тряпочку вытрясли с полстакана песку, который попал туда еще осенью девяносто девятого года, во время съемок рекламного ролика про охотников. Один из них падал в яму вместе с ружьем, а второй выпивал пиво из его рюкзака. И если в относительном сибирском тепле “Remington” с песком стрелял исправно, то на Арктическом морозе американская пушка приказала долго жить.

Юра Заруба (UA9OBA) не выдерживает и обещает подбросить Рассказову детальку. Зря. Надо было не обещать, а подбросить.

На связи Красноярск. Паша Цветков (RV0AR) радостно усаживается за трансивер и надевает наушники – идет вторая неделя нашего пребывания на островах и каждый из нас порядком соскучился по новостям из дома.

– Как…Как это случилось? – голос Паши срывается, а в дрожащих руках пляшет карандаш.

Все кидаются к трансиверу.

– Что случилось?

– RK0AXX… сгорела… шепчет Паша.

RK0AXX – коллективная радиостанция в пригороде Красноярска – поселке Творогово. Ее построили в конце семидесятых. Двухэтажная домина и десяток мачт на горе. Множество комнат – операторские, мастерские, гостиные… Куча аппаратуры. А главное – люди. Многократные чемпионы СССР и России. Там и наша Вика (RA0BM) стала чемпионкой. С первых дней существования “коллективки” Паша был там техническим директором, строил все своими руками. Потом стал ее начальником. RK0AXX cгорела дотла, до фундамента. Говорят, местные жгли прошлогоднюю траву, а сторож недоглядел… Пашу колотит озноб.

-Я же, когда уезжал, я его предупреждал… Гонял их там, чтобы смотрели…

Мы стоим вокруг не в силах сделать хоть что-нибудь, чтобы облегчить его страдания. Такое чувство, что у нас умер кто-то очень близкий. Паша выходит из комнаты со слезами на глазах. Радио приносит не только хорошие вести…