Борис Мамлин,
шеф-редактор продюсерского центра LBL-Сибирь,
журналист и участник полярной высокоширотной
кинорадиоэкспедиции “Затерянные острова”.

…Лопасти вертолёта беззвучно вращаются в небе свинцового света. Солнца не видно, Не видно и горизонта – небо сливается со снегом. Холодно и ветренно. С одной стороны льды какого-то напрочь замерзшего моря, с другой – полуразрушенные домики заброшенной полярной станции. Нас встречают бородатые мужики в унтах, спортивных штанах и зеленых камуфляжных куртках. У каждого на плече автомат Калашникова. Пограничники. Вокруг передней стойки шасси вертолёта собирается свора мохнатых медведеобразных псов – обнюхивают “привет” с Диксона. Им, собакам, радиосвязи не надо… Пока вертолётчики занимаются своей машиной, мы напрашиваемся погреться на заставу, потому что ужас как любопытно, как в таком месте можно ещё и границу охранять. Идем через заброшенный посёлок. Полярной станции больше нет. Во время войны, в сентябре 44-го здесь всплыли две немецкие подводные лодки. Немцы высадили десант и захватили в плен наших полярников, а затем расстреляли станцию из артиллерийских орудий. Пятеро наших зимовщиков, привезенные на подводных лодках в Данциг, отказались сотрудничать с немецкими метеорологами и просидели в концлагере до конца войны. Потом станцию восстановили и работали на ней не один десяток лет. Потом просто забросили. Грустная история. Подходим к заставе. Как положено – вышка там наблюдательная, часовые Родины и всё такое, а над снегом возвышается только крыша казармы. Проходим по прорытой в снегу траншее глубиной метра три и попадаем в теплый барак со скудным освещением. Здесь и канцелярия, и спальня, и оружейная комната, и пекарня и спортзал – вобщем всё, для того, чтобы бойцы как можно реже выходили “на поверхность”. Рассматриваем стенды со всевозможной наглядной агитацией. Портрет президента у них уже есть. Моё внимание привлекли условные сигналы ракетами, подаваемые в случае каких-либо осложнений обстановки. Не помню, как там правильно запускать белые и красные ракеты, но один сигнал поразил меня – он подается в случае “выдвижения гражданских масс со стороны тыла”. Я вслух представил себе, как со стороны тыла, откуда мы часа четыре летели над снегами и льдами, выдвигаются “гражданские массы” и услышал от Чукова:
– Не иронизируйте, Боря!
Не буду. Идём обратно. Возле вертолёта, особо одаренные радиолюбители из Новосибирска и Красноярска прямо на снегу развернули радиостанцию и пытаются выйти в эфир. Радиостанция очень крутая и хваленая, американцы сделали её специально для экстремальных условий (SG-2020 фирмы SGC – прим. UA9OBA), размерами она чуть больше одного тома Полного Собрания Сочинений Ленина В. И. а рабочая температура до минус сорока и мощности у нее достаточно, чтобы с берегов какой-нибудь Ориноко воззвать к спасательным службам. Антенна под стать радиостанции – вся из себя длинная, блестящая, иностранная. Но всё это великолепие вкупе с опытнейшими Сашей Сухаревым RO9O ex (RZ9OO) из Новосибирска и Пашей Цветковым (RV0AR) из Красноярска оказывается бесполезным перед лицом самой что ни на есть магнитной бури и солнечной активностью, особенно заметной в Арктических широтах. В эфире лишь отвратительное радиолюбительскому слуху шипение и хрип, которому соответствует жаргонизм “гухор” или “глухер” в зависимости от степени душевного расстройства того, кто в это самое время решил пообщаться с миром. Не врали новости по телевизору, когда показывали какие-то там рыжие языки в черном небе…
На лицах Зарубы и Сухарева выражение свирепого уныния. Если то же самое мы услышим сегодня вечером на острове Ушакова, выражения будут другими – эту экспедицию вынашивали шесть лет, искали спонсоров, выбивали разрешения и готовили оборудование и на тебе – какая-то несчастная нужная нам неделя всемирной истории ознаменовалась подлейшей солнечной активностью и абсолютным, полным, всеобщим и беспощадным глухером!
Молча забиваемся в вертолет. Курс – на Северную Землю, Архипелаг Седова, остров Средний…
…Снова с воем глохнет вертолет, снова бородатые мужики с автоматами, на этот раз менее гостеприимные. Здесь мы не просто по технической надобности. Здесь проверяют наши документы и верительные грамоты экспедиции. Здесь уже настоящая граница. Как и в девяносто восьмом, на Среднем жуткая холодина и сильный ветер. Остров размерами четыре километра на восемьсот метров, на два с половиной километра занят взлетно-посадочной полосой. Если точнее, ее длина 2600, но это уже военная тайна. Когда-то самолеты садились и взлетали здесь с частотой чуть ли не Шереметьевской. Большие такие, серебристые, с ядерными бомбами и ракетами – стратегические бомбардировщики, шедшие в сторону Северной Америки и ещё куда-то там на боевое дежурство. Когда-то бесконечные метеорологические, гидрологические, гидрографические и глясиологические экспедиции нескончаемым потоком летели и плыли через Средний к полюсу и обратно. Куча народу обслуживала здесь другую кучу, так что жизнь кипела и деньги, которые никто не считал, неслись сюда со скоростью и силой океанских течений…
Если вы смотрели фильм “Сталкер” или “Письма мертвого человека” про ядерную зиму после одноименной войны, то вы можете себе представить, как выглядит остров Средний. О былом размахе свидетельствуют лишь тысячи, десятки тысяч бочек самых разных видов, которые опоясывают берега Среднего кольцом шириной метров в шестьдесят и огромные цистерны вдоль “взлетки” с неимоверными запасами горючего, которые когда-то завез сюда танкер и которые никогда не кончатся – вместо “стратегов”, которым всё это предназначалось, сюда раз пять-шесть в году прилетает мелочь типа АН-26, везущая к Северному полюсу туристов. Случается это в апреле-мае – в это время на Северном полюсе туристический сезон. Рядом с бочками из снега, как замерзшие “чужие”, торчат вверх колесами и гусеницами огромные тягачи и топливозаправщики, а чуть поодаль над сугробами возвышается обитая жестью утепленная и застекленная пограничная вышка – картинка точно из какого-нибудь американского фильма про Советский Союз времен холодной войны, да еще заметенные по крышу брошенные домики прежних островитян. Нынешнее население Среднего – человек тридцать пограничников и несколько человек, прилетающих на месяц обслуживать полярные туристические перелеты.
Методом натурального обмена получаем у пограничников бочку соляра для нашего электрогенератора – пограничникам достаётся “горючее” иного рода, традиционная полярная валюта. Все довольны, заталкиваем бочку в вертолёт и снова грохот двигателя, плечо друга на твоей голове – до нашего ОСТРОВА два часа лёту…
Честно говоря, жить в в палатке при температуре минус 27 хочется не особо. Сквозь сон лелею надежду на то, что домики полярной станции острова Ушакова, законсервированной по слухам десять лет назад, пригодны для жилья, хотя Чуков и говорит, что один из домов ушел под лёд по самую крышу. Всё-таки домик, стены там твердые, не тряпочные, крыша…
Когда в иллюминаторе показался остров, сон прошел у всех – в свете закатного солнца мы проносимся метрах в двадцати над заснеженными избушками и парой цистерн. Вертолёт резко набирает высоту и минуты за три облетает весь остров Ушакова, вожделенный для радиолюбительского человечества кусок земли со льдом, IOTA new one, который вот уже полгода каждый день ждут в эфире тысячи людей.
Помните, что такое экспедиция? Правильно. Пока разгружают вертолёт, я беру камеру и вместе с экипажем отправляюсь на осмотр “полярки”. Прямо перед нами – баня, архитектурой почему-то напоминающая что-то из Кижей. Наверное, потому что деревянная и на высоком – метра в три – постаменте, с высоким крыльцом, теремок эдакий. Высокий фундамент – обьективная необходимость. Строить приходилось на льду, который подтаивал летом и замерзал зимой, постепенно поглощая всё, что плохо лежит. Пока я снимаю баню, Сергей Михалыч Полетаев сотоварищи уходит чуть вперед, к основному домику станции, который также благодаря высокому основанию, возвышается над ледником.
– Однако, Хозяин проходил. Видишь следы? – Полетаев показывает перчаткой на снег прямо передо мной. Следы размером с голову взрослого человека, идущие из-за угла домика и пропадающие в торосах красноречиво свидетельствуют о том, кто здесь Хозяин. Следы еще не замело довольно приличной поземкой, значит проходил белый совсем недавно. Нужно быть начеку – в это время они без зазрения совести бросаются на всё, что движется. Зима подходит к концу, а зимой медведь не ест по нескольку месяцев. Не от того, что не хочет – нечего. Нерпа подо льдом, чтобы найти разводье, где есть открытая вода, медведи преодолевают сотни километров. А тут целых тринадцать отличных съедобных радиолюбителей – устоять невозможно! Дверь домика заметена так, что мы делаем пару кругов вокруг, прежде чем понимаем, где она находится. Прямо напротив двери, метрах в десяти – ржавый заколоченный вагончик, к которому тянутся толстые провода, очевидно, энергетическая установка. А за вагончиком из снега торчит двускатная крыша. Ледник почему-то проглотил самую новую постройку. Вот и вся станция, если не считать цистерн, метеоплощадки и какой-то хитрой будочки для измерения скорости сползания ледника, как обьясняет москвич Слава Государев.
Слава – уникальная личность. Слава – настоящий ученый-натуралист. С виду – таёжный охотник или лесник – зеленый бушлат с каким-то раритетным значком “Главохота” и специальными звездочками в петлицах, карабин с оптическим прицелом и унты дополняют этот образ. Внутри – преподаватель МГУ, которого до сих пор не могут поделить между собой американцы из NASA и японцы, приглашающие Славу в свои экспедиции то на Камчатку, то в Японию, то ещё куда-нибудь, и при этом всячески задабривающие. Слава, похоже, знает всё. Например, то, что возраст белого медведя определяется по спилу зубов под микроскопом в ультрафиолетовом освещении. Или что такое гелиограф, заленивленный батиметрический термометр и вообще любая штука, которую можно найти на законсервированной (читай-заброшенной) полярной станции.
Вертолёту пора улетать. Мы спиной к машине садимся на привезенные с собой доски, пенопленовые коврики, короче, на всё, что может сдуть потоками пяти мощных лопастей. Вертолёт поднимает настоящую бурю. Я решаюсь получить в лицо хороший снежный заряд – посмотреть, когда же он наконец поднимется в воздух и вижу как толстая полутораметровая доска, ускользнувшая от наших э-э-э, глаз, легко поднимается в воздух, летит подобно осеннему листу, бьёт по спине Юру Зарубу, перелетает через него и летит дальше. В остальном без происшествий. Лётчики делают прощальный круг над островом и уходят на остров Голомянный – там ещё сохранилась маленькая полярная станция и есть где жить в тепле и сухости.
Нам повезло меньше, но мы сами этого хотели. Мы ставим “анаконду” – здоровенную палатку, в которой мы жили в Антарктиде. Правда, тогда нас было человек пятьдесят. Зачем такой монстр на тринадцать душ – неведомо. Времени часов одиннадцать вечера. Согреваемся работой. Радисты ставят антенну, втайне надеясь, что магнитная буря закончилась. Постоянно озираемся по сторонам – ждем Хозяина. Установив палатку беремся за ножовки. Из твердого, как пенопласт, снега, спекшегося от ветра, солнца и мороза вырезаем здоровенные кирпичи и обкладываем палатку со всех сторон, иначе пургу она не выдержит. Дует достаточно противно – по снегу ползут бесконечные белые змеи. Солнце сквозь тучи освещает далёкие айсберги красно-желтым светом – картина просто неземная, сумасшедшая театральная декорация. Какое действо здесь разыграется? От лирики снова к прозе: Чуков зовёт строить туалет. Занятие это ответственное, и по плечу лишь опытным полярникам, примерно таким, как мы с Семёнычем.
Надо сказать, что арктические туалеты – сооружения, в мае 1998 года удостоившиеся даже отдельного сюжета в программе “Доброе Утро” Общественного Российского Телевидения. Готов спорить. Сам снимал. Например, на Борнео – так с истинно полярным чувством юмора когда-то назвали временный ледовый аэродром, ежегодно сооружаемый для пересадки экспедиций с самолётов на вертолёты и обратно в сотне километров от полюса, туалеты складывают из тех самых снежных кирпичей, ослепительно белых, отливающих девственной голубизной в свете круглосуточного полярного дня. Их укладывают неплотно, чтобы чистейший воздух кондиционировал туалетное пространство. Их не покрывают крышей, чтобы до безумно синего неба можно было дотронуться рукой. Их не закрывают дверью, чтобы ничто не мешало любоваться арктическими пейзажами, вобщем, ничего более красивого внутри и отвне видеть вам не приходилось…
В нашем случае всё проще – маленькая одноместненькая палаточка для подледной ловли, с дверью на замочке-молнии, палаточка темно-зеленая, значит солнце будет её нагревать и станет наша палаточка самым теплым местом на острове…

ЧАСТЬ 3

Идем с Чуковым на поиски местных досок. Чуть поодаль замечаем автоматическую метеостанцию – металлический ящик размером с большой советский цветной телевизор, над ним рогатина высотой метра два с вертушкой на одном роге и флюгером на другом. Заменяет геройский труд метеорологов, передает данные о скорости и направлении ветра на спутник.
Семеныч – опытный полярник. Семеныч говорит, чтобы близко к этой штуковине лучше не подходить. Радиация, однако. Батарейки, которая питает рогатину, хватает лет на десять. Россия – щедрая душа! Радиоактивных элементов у нас – завались, и территорий в Арктике, еще не очень загаженных, ой как много.
Подумаешь – водородную бомбу взорвали пару-тройку раз на Новой земле, так что олени там рождаются лысые, а так – Арктика большая…
Хотя с другой стороны непонятно, кто вредит больше – ядренная батарейка или же полнокровная полярная станция…
В Антарктиде, на Пэтриот-Хиллз, мы тоже видели похожую автоматическую станцию. Только вместо зловредной батарейки – батарея солнечная…
С первых же часов на острове Ушакова начинаю понимать и уважать философический настрой коренных народов Севера, широту и неторопливость их мысли. Быстрые телодвижения и энергичный труд в полярных широтах противопоказаны – потратишь энергию, взмокнешь – быстрее замерзнешь. Торопиться некуда. Никто тебе сюда не позвонит в назначенный час, никто не ждет тебя, как договаривались, никому ничего от тебя не надо к сегодняшнему числу…
Поэтому что бы мы ни делаем – движения наши плавны и неторопливы, и мысли такие же, гораздо длиннее домашних и обо всем, что видим.
Туалет водружен, палатка обложена кирпичами, антенна установлена, паяльные лампы уже шипят, не желая гореть – оказывается, бывалые полярники купили их в Москве и даже не удосужились проверить – в общем, все как положено. Разбираем пиротехнику и строимся на подъем государственного флага.
Впервые в истории острова Ушакова поднимаем на нем российский триколор – станцию закрыли еще при советской власти. Запускаем ракеты и стреляем в воздух. После длинного перелета и установки лагеря, голодные и уставшие дико радуемся непонятно чему в закатном свете солнца – местное время около трех часов ночи, но здесь уже полярный день и ночью светло так же, как летом в нормальных местах часов в десять.
Ветер стихает и устанавливается тишь да гладь. Но это ненадолго – через паузу начинает дуть в противоположном направлении. И так всю жизнь. Идем в палатку – радиолюбителям не терпится. Трансивер и усилитель укутаны свитерами, шарфами и непонятно чем еще и похожи на пленных немцев – температура в нашей “анаконде” от уличной не отличается, мороз градусов эдак двадцать пять. Валера Сушков (RW3GW) усаживается перед ультрасовременным передатчиком и пытается разглядеть его красивую разноцветную цифровую шкалу настройки. Занятие неблагодарное, так как отмороженная шкала почти не светится и разглядеть на ней что-либо практически невозможно. Общими усилиями – одни создают темноту вокруг шкалы, другие крутят какие-то ручки и жмут кнопки – настраиваются на частоты. И вот он – торжественный момент радиооткрытия:

– Radio Italy Zero Bravo, Роман Иван Нулевой Борис. Вдумчивый читатель, ты наверняка заметил, что первые буквы в английском и русском потоке словесности совпадают, а zero в английском и есть ноль по-русски. Это удивительное открытие приблизило тебя к пониманию того, что собственно, и составляет основное содержание радиоспорта. RI0B – позывной нашего острова.
Клубы пара вырываются из Валериных недр, он медленно вращает ручку настройки и все твердит про радио, Италию, зеро и браво с Романом, Иваном и нулевым Борисом. Продолжается это недолго – среди хрипа, шипения и писка слышится нечто членораздельное. Я не в состоянии ничего разобрать, а Юра Заруба кричит:

– Вайгач! Полярный остров Вайгач!

Оказывается, первую связь мы установили с братьями по разуму, которых так же как и нас занесло в Арктику, только значительно западнее. Еще один красивый разворот в нашей истории. Далее следует короткий обмен любезностями – а как нам приятно, что первое QSO, или сеанс связи по-русски, состоялось именно с вами, да как это символично – острова в эфире и так далее.
Снято! Хороший ключевой момент для будущего фильма. А самое главное, что “гухор” (вы еще не забыли что это?) похоже, миновал – прохождение радиосигнала хоть и не очень хорошее, но все же имеет место быть, и все сомнения и разочарования после первой неудачи сменяются ярко выраженным оптимизмом главного оптимиста экспедиции и начальника радиостанции Юры Зарубы (UA9OBA). Оптимизму этому можно только позавидовать, наверное, он вырабатывается как минимум после шестидесяти двух радиоэкспедиций, в которых успел побывать наш герой.
Холодает, – сказывается усталость перелетов и ничегонеедение с самого утра. Чувства голода нет, но ультрасовременные мембранные ткани и испытанные в Антарктиде пуховик и многослойные канадские боты вдруг перестают работать, и замерзать начинаешь где-то изнутри. Верный признак того, что надо чего-нибудь съесть, иначе никакая одежда не спасёт. Как раз готова еда – гречневая каша с тушенкой, которую Женя Рассказов предусмотрительно и в количестве двух ящиков купил в Новосибирске – в памяти ещё сильны ощущения от растворимой лапши и дешевой салями, которую мы, мучаясь от изжоги и жажды, вынуждены были есть в Антарктиде. На этот раз Рассказов взял на себя нервную, но почетную миссию надзора за питанием экспедиции – под его неусыпным и дотошным оком кастрюли, в которых только что варилось мясо, тщательно мылись перед тем, как в них заваривался чай – несколько таких попыток были пресечены кинопродюсером жестоко и беспощадно. Пока мы ужинаем – или уже завтракаем? Работа в эфире не прекращается ни на секунду – Валеру удается оторвать от микрофона лишь когда каша перестала быть горячей. Народ пытается отметить. Густая ледяная водка медленно скользит по пищеводу и падает в желудок. Из спецэффектов – только неприятный холодок в желудке – греемся чаем с галетами и сгущенке, купленной все тем же предусмотрительным Рассказовым.

Укладываемся спать. Я привез с собой надувной матрац, суперсредство для сна на льду – снизу совсем не тянет холодом. Теперь самое неприятное – раздеться при резко отрицательной температуре в палатке и забиться в два накаленных морозом синтепоновых спальника. На правах бывалого демонстрирую этот подвиг Фрику и по ходу пугаю его – ни в коем случае не прячь, Андрюша, голову в спальник, иначе отсыреет спальник от твоего дыхания – совсем замерзнешь! Сырость, кстати, здесь весьма и весьма ощущается, все-таки остров этот не только в эфире, но и в океане. Через минуту лежания в спальнике головой наружу проклинаю всю полярную мудрость, прячусь в мешок с головой и тщательно заделываю все щели – только так можно согреться и уснуть.
Сквозь спальники слышу монотонное Radio Italy Zero Bravo, про Романов с нулевыми Борисами и думаю, засыпая о том, насколько же надо любить людей, радио и родину, чтобы приехать на остров Ушакова, засесть в палатке и без передышки на всех языках талдычить в микрофон три веселых буквы и одну цифру…

Уже сквозь сон слышу возбужденные голоса и крики “Ура” в исполнении Зарубы – случилось великое событие: на связь вышел из Лондона некто Роджер Баллистер(G3KMA), руководитель этой самой международной программы “Острова в Эфире” и после краткой беседы присвоил только что радиооткрытому острову сиречь нашему Ушакову, номер “Азия-156” на бурную радость мировой радиообщественности. Собственно, ради этого момента экспедиция и затевалась! Но в спальнике так тепло, а снаружи такой собачий колотун, что ничто на свете не заставит меня выбраться и запечатлеть этот момент на видео. За семь лет работы на телевидении, после Чечни, Дагестана, Ингушетии, Северного полюса и Антарктиды я смалодушничал в первый раз.

…Просыпаюсь первым. Мучат легкие угрызения совести. На часах пятнадцать местного. Значит проспали мы без малого полсуток. Что ж, на очень свежем воздухе… За трансивером в полубессознательном состоянии Саша Сухарев RO9O (RZ9OO). Он говорит с кем-то по-японски. Похоже, он не спал всю ночь. Чтобы хоть как-то успокоить совесть, беру камеру и снимаю спящий народ. С удивлением отмечаю, что пар поднимается только над Чуковым. Полуживой Сухарев говорит, что мы проспали самое интересное. Замечаю: могли бы и предупредить, что ожидается такое знаменательное событие, как хрип в наушниках из Лондона, мы спокойно дотерпели до него и сняли бы…
Да кто ж знал, не обижается Сухарев
Дык вот, сокрушаюсь я.

Народ зашевелился. Берем со всех клятвенные обещания чуть что звать нас, вдруг ещё кто-нибудь великий на связь выйдет, и отправляемся откапывать заметенные домики полярной станции.

Чуков и Слава добрались до входной двери. На ней тонкими белыми линиями довольно искусно изображен обнаженный женский силуэт. Обратная сторона полярной романтики. У дверной ручки хитренькая щеколда. Чуков рассказывает, как в восемьдесят четвертом, примерно в это же время года, когда они пешком пришли на остров и отдыхали в этом домике, на станцию пришли медведи. Семеныч вышел их фотографировать. Вокруг домика – сугробы, как сейчас, к двери ведет траншея, медведи медленно идут по ее краю к Семенычу. Семеныч медленно пятится по траншее к двери и снимает, в надежде на то, что дверь откроется под напором его спины. Не знал Семеныч про эту самую хитренькую щеколду…

Но когда в видоискателе фотоаппарата руководитель военно-туристической экспедиции увидел большой и черный медвежий нос, который уже обнюхивал объектив на предмет съедобности, образование, полученное в Академии бронетанковых войск позволило ему быстро разобраться с защелкой. Собственно поэтому Семеныч может сегодня предаться воспоминаниям. Но дверь не открывается и на этот раз. Прямо за дверью вырос здоровенный ледник. Видно, летом крыша где-то протекает, вода просачивается в коридор и замерзает. За десять лет в половину человеческого роста наморозило. Но нам туда надо позарез, запланирована работа в эфире из двух точек, за восемь дней пребывания на острове радистам надо успеть установить как можно больше связей.
Вторую точку решено развернуть в доме, он как раз стоит от палатки на расстоянии, достаточном для того, чтобы мощные сигналы не перекрывали друг друга (и могли спокойно разлетаться в разные стороны). Изрядно изловчившись можно пробраться в дом на четвереньках, что мы и делаем, прихватив мощный фонарь от видеокамеры. Лед заполнил весь предбанник. Проползаем дальше. Прямо по коридору – кухня, она же по советской традиции кают-компания. По правой стороне – две жилые комнаты, по левой – склад и хранилище метеорологических приборов. Такое чувство, что натурально попал в советское время. Все вещи здесь – книги, мебель, посуда и все остальное именно оттуда. Вот стопка “Науки и религии” восьмидесятых годов. На стенах над солдатскими койками – картинки из журналов того же времени. В комнатах светло – окна замело не сильно. А вот в кухне и складах полная темень. Луч света открывает нашим взорам то посылочный ящик с бильярдными шарами, то бобину кинопленки…

Все это действо очень напоминает погружение на затонувший корабль. Саша Сухарев (RO9O) находит журнал “Вокруг света” за девяностый год. Журнал как журнал – ирония в том, что на первой странице обложки – Владимир Семенович Чуков собственной персоной, запечатленный во время одной из своих арктических экспедиций! Мы с удовольствием снимаем, как он разглядывает себя и пытается вспомнить, когда это было. Еще один хороший кинематографический эпизод. Из темной кухни попадаем в не менее темную радиорубку. На полу и на длинном столе разбросаны кучи бумаг, среди которых находим старые-престарые ключи Морзе, залежи абсолютно новых не очиненных простых карандашей, журналы метеонаблюдений с погодой за восемьдесят четвертый год, готовальни с ржавыми циркулями, какой-то самодельный пульт с кнопками и выключателями и прочую мелочь. Берем с собой часть карандашей, потому что привезенные ручки на морозе не пишут, а радистам нужно записывать позывные в аппаратные журналы. Выбираемся на свет. Там субъекты менее романтичные уже прилаживают к крыше свою ультрамодную антенну с рогами. Пока Фрик снимает это великое событие, мы с Рассказовым и Чуковым отправляемся к соседнему домику, который врос в ледник по крышу. Семеныч говорит, что здесь была библиотека и прочие научно- технические заведения. Библиотека – это лучшая память о посещении таких мест. Потому что советская библиотечная система пометила все свои фонды специальными печатями. Процедура вывода литературы из фондов заброшенных станций чрезвычайно проста – в апреле 1998 мне нужно было лишь отогреть забитые снегом страницы “И дольше века длится день” Айтматова и “История освоения и развития Северного морского пути” Гаккеля, которые валялись в каких-то ржавых бочках, и просушить их. На страницах этих книг сохранились уникальные штампы: “Библиотека острова Средний. Арктика”…

Часть 4

Понять, где здесь дверь не представляется возможным. Да и без надобности это – все равно не открыть, внутри лед. Идем на чердак и находим там большой такой, добротный ящик, с железными ручками, видимо от какого-нибудь крупного научного прибора, а в этом ящике аккуратно сложены: доклад Н.С. Хрущева двадцатому съезду Коммунистической Партии Советского Союза в хорошем состоянии, четырехтомник Мао Цзе Дуна без пробега по СНГ, справочник агитатора-политпропагандиста, история Коммунистической Партии Советского Союза, в общем, прекрасная подборка чрезвычайно содержательных книг, которые по мере прибытия на советскую полярную станцию складывались во избежание их зачитывания до дыр и порчи в надежное место. То есть советской власти здесь явно не было. Такую литературу из фондов решили не выводить, сложили обратно в ящик и снегом сверху присыпали.

Откапываем окно. Оно заколочено. Аккуратно отдираем доски и видим, что расстояние между ровным слоем льда и потолком меньше метра. Но тяга в неизведанное заставляет меня снять пуховик и протиснуться внутрь через узенькую створку рамы без стекла. Сила земного притяжения и ледник, на котором стоит домик сделали свое дело. Сила притяжения притянула все предметы к полу и столам, которые здесь наверное есть. Ледник покрыл все это льдом. Под потолком, где я хожу на четвереньках, нет ничего интересного. Только в одной из комнат изо льда торчит гитарный гриф. Потолок покрыт красивым ледяным куржаком. Я сметаю его своей спиной и он сыплется мне за шиворот. Кто сказал, что процесс познания легок? Выбираюсь из домика, прилаживаю оторванные доски обратно, засыпаю все это снегом и авторитетно заявляю, что в истории человечества я последний из высших живых организмов, посетивших это строение. Через несколько лет оно окончательно скроется подо льдом…

Интересно, какова вообще толщина ледника, покрывающего остров? Один молодой и горячий радиолюбитель из Москвы, связавшись с нашей экспедицией, очень просил привезти ему камешков с Ушакова для помещения в музей коллективной радиостанции. Ему, конечно, пообещали, с одним условием – если до этих самых камешков кто-нибудь из нас сумеет добраться сквозь метры многовекового льда…

Тем временем наши радиолюбители обживают основной домик. Одну из светелок очистили от мусора и превратили в темницу – шкала настройки до сих пор отказывается приходить в себя и светить по-человечески. Жить в доме невозможно – холодно и сыро, хуже чем в палатке, а работать можно вполне. Угадайте, что сделали радиолюбители, как только установили и запустили радиоточку в “полярке”? Правильно. То же, что сделали бы и вы. Что сделал бы любой порядочный человек, случись ему в этот момент оказаться радиолюбителем на острове Ушакова. Президент федерации радиосвязи Новосибирской области Александр Александрович Сухарев RO9O ex (RZ9OO), начальник одной из лучших в стране коллективных радиостанций RK0AXX Павел Борисович Цветков (RV0AR) из Красноярска и руководитель экспедиции Виктория Михайловна Корюкина (RA0BM) настраивают передатчик так, чтобы он имитировал очень далекий и слабый сигнал и принимаются, изменяя голоса и на разных языках вызывать на связь Валеру Сушкова (RW3GW) из палатки в сотне метров! Как только они не изощрялись! Но Валера оказался бдительным, сумел распознать и с достоинством проигнорировать происки злостных эфирных хулиганов. Попадется он позже, на удочку придуманную им самим, но заброшенную Председателем Совета Сибирских федераций радиоспорта Юрием Витальевичем Заруба (UA9OBA)…

А дело было так. Во время очередного бешенного pile-up (по русски – кучи-малы, это когда одновременно зовут сотни радиостанций, желающих связаться с нашей экспедицией), который профессионально обрабатывал Валера, работая с разносом приема на 5-20 кГц выше частоты на которой он вещал, Юра, убавив мощность на передатчике до минимума и вставив вместо антенны обыкновенный гвоздь, “кинул” в кучу-малу как принято у радистов две последние буквы позывного – Лима-Танго. Не смотря на то, что эти уникальные сигналы были слабы и принимались только в соседней палатке, Валера сумел их выловить из общей кучи и четко отрапортовал: “Lima – Tango, your five-nine. QSL?”. QSL – тут же ответил З аруба и ,крутя в руках здоровенный ржавый болтяру, отвинченный от какого-то заледеневшего механизма, назвал полностью весь экзотический позывной: “Браво – зиро – Лима – Танго” и уже еле удерживаясь от хохота добавил “QSL via RW3GW”. Валера тут же воззвал к совести уже опознанного пирата и заливаясь смехом от такого экзотичного QSO, которое внесло заметное расслабление в его напряженную работу, потребовал немедленно прекратить передачу нелегальную радиостанцию с каким-то китайским позывным B0LT с острова Ушакова. Болт – он и в Арктике болт!

Вообще, моральный климат в экспедиции отличный. Радиоспорт – спорт общения, журналистика – профессия общения, Семеныч и его команда тоже в большинстве своем пообщаться не прочь и любому есть что рассказать и послушать. Владимир Семеныч рассказывает о своих походах, это ж надо – из России в Канаду через Северный полюс пешком, взяв с собой только рюкзак и санки с продуктами! Валера Сушков только что вернулся из аналогичной радиоэкспедиции, только в Египет (SU1HR), еще загар не сошел, делимся впечатлениями о чисто арабском гостеприимстве и бесперебойных попытках надувательства, Юра Заруба в августе девяносто первого участвовал в организации коротковолновой радиосвязь и радиоуправлении страной из осажденного Белого Дома, а потом пил с Гайдаром и Бурбулисом за демократию в курилке, и так до очередных трех ночи, когда мы снова укладываемся спать и снова пропускаем эпохальное событие – Слава, Виктория и Леня видели в торосах белого медведя, а нам оставалось наутро снимать только его следы…
А следов было много… Заметив в своих владениях разноцветно экипированных и должно быть вкусных радисто-человеков, Мишка сразу же направился к ним. То ли потому, что Виктория закричала как резанный поросенок от радости встречи с настоящим белым медведем, то ли самого медведя очень обрадовало, что судьба преподнесла ему сразу завтрак, обед и ужин… То и дело останавливаясь и втягивая ноздрями воздух, он приближался к застывшей в изумлении на пригорке троице – расстояние быстро сокращалось….
По мере приближения хозяина Арктики к нашим героям радости в криках поубавилось…
А в это время на горе маячили силуэты других экспедиционщиков, которые занимались антенным хозяйством и даже время от времени дружески помахивали нашим горемыкам руками. Кто из них мог знать, что любители прогулок по торосам забыли взять с собой радиостанцию и патронаж к карабину…

Начальствующий крик руководителя экспедиции децибел под сто тридцать, который был слышен даже в палаточном городке, был правильно истолкован Михаилом Потапычем и он, к счастью обеих сторон, повернул назад и удалился на юг в сторону Карского моря. Видимо в поисках нормальных людей…
Лишь под утро в палатке утихли рассказы и споры: кто все-таки достался бы медведю на десерт? И почему удалось отогнать медведя? Кто-то говорил о том, что в дали темнела большая полынья, в которой водятся нерпы и поэтому медведь, наверное, был не очень голодный. Кто-то утверждал, что Леня и Слава правильно делали, что громко кричали и делали предупредительные выстрелы из единственной обоймы всего в четыре патрона. А уж когда Виктория, убедившись, что медведь никак не хочет верить, что они простые невкусные радисты, тоже закричала дисконтом… Тут уж какой медведь выдержит!
Невезуха! Я твердо решаю ночью более не спать, к тому же хоть ночи здесь и нет, и солнце за горизонт не заходит, но ночью меж тем, значительно холоднее чем днем и если ночью перекантоваться как-нибудь за чаем, слушанием всяческих баек и радиоэфира, то днем можно завалиться спать и отлично отдохнуть в сравнительно теплых (вместо -27 всего лишь -22) условиях. Снова ночь, на связи наш старый добрый заочный друг Владимир Владимирович Волосожар (UA9ORQ), полковник-радиолюбитель из Новосибирска. Он принимал наши радиограммы из Антарктиды, передавал их нашим семьям, успокаивал их по телефону, выходил на связь с Антарктидой и передавал нам ответы, а мы, бессовестные, даже не нашли времени встретиться с ним и поблагодарить за душевное участие. И вот он снова на связи – я передаю информационное сообщение для прессы, а потом Саша Сухарев RO9O ex (RZ9OO) еще полчаса издевается над всем мировым радиосообществом, которое горит желанием установить связь с последним из не открытых доселе островов центральной Арктики, а Саша во всех подробностях, в цветах и красках, почти так же как я сейчас, описывает наше житье-бытье, сообщество терпеливо слушает и ждет, когда же можно будет пообщаться с нами и получить впоследствии специальную открытку на память об этом эпохальном событии. Наконец красноречие иссякает и как бы в продолжение темы, без какого-либо смыслового перехода Сухарев запинается на ровном месте и падает в кастрюлю с чаем. В спящей палатке раздаются сдавленные истерические рыдания – заржать в голос добрым и общительным радиолюбителям мешает инстинкт самосохранения и остатки совести – все-таки люди спят, неудобно будить, да и Семеныч в таких ситуациях в выражениях не стесняется. Чуков просыпается и поднимает голову. Мы прикрываем ползающего по полу Сухарева своими телами и стараемся мило улыбаться. Все, залег обратно, вроде пронесло. Рюкзаки почти не замочило, грязная каша из заварки убрана, а Сухарев собирается на улицу кипятить новый чай, мотивируя это долгом чести в более простых выражениях.
Мы выходим из палатки и замираем в изумлении – низко в молочном небе, над самым горизонтом, висят три тусклых ночных Солнца.

Я соображаю, что это надо запечатлеть на видео и бегу за камерой. Валера с возгласами: Тройное Солнце! Тройное Солнце! выскакивает вслед за мной с фотоаппаратом. Сухарев уже раскочегарил полуживые паяльные лампы и растапливает в кастрюле снег. Из палатки выходит Чуков:

– Там трансивер в Карское море не смыло? Это он по поводу разлитого чая интересуется.
– Да нет. – приветливо отвечает Саша с черными от копоти руками.
– Три Солнца, Владимир Семеныч, – я стараюсь сменить тему.
– Эффект Гало. – отзывается опытный полярник и удаляется.

Вот оно что: эффект Гало! На улице удивительная тишь, какой еще не бывало со дня нашего приезда и я решаю, что совсем наверное не обязательно бодрствовать всю ночь и что лимит того, что можно было бы проспать – падение Сухарева в чай и эффект Гало – на сегодня исчерпан…
Утром, в смысле в три часа дня просыпаюсь от того, что по голове моей что-то быстро-быстро хлопает. Выбираюсь из спальника и вижу, что палатку нашу полощет с такой силой, что она трепыхается и хлопает каждой своей складочкой подобно флагу на хорошем ветру, а ее стенки провисли под тяжестью заметающего нас снега. Звуки и зрелище довольно-таки неприятные и навевают мысли о том, что же происходит снаружи, если внутренний слой палатки так треплет. Снаружи происходит хорошенькая арктическая пурга. Или это уже буран? Вне зависимости от названия ветер такой, что на него можно лечь, и он запросто это выдержит. С той стороны, откуда дует, палатку замело почти до самого ее полукруглого верха. Справа от выхода, в просвет между нашей “анакондой” и палаткой-складом на совершенно ровном месте надуло небольшой горный хребет длиной метров в сто и высотой около метра.
Антенну загнуло, как лук Робин Гуда и непременно сломало бы, если бы не растяжки. Где-то там, высоко, весеннее Солнце едва пробивается сквозь сплошную снежную пелену и все вокруг, а вокруг нет ничего, кроме летящего снега и обжигающего ветра, какого-то молочного цвета. В такую погоду добрый хозяин собаку на двор не выгонит, думаю я и иду выгонять из палатки оператора. Угрюмый Андрей Фрик RX9ULT с камерой медленно выбирается на поверхность, наверное он тоже думает о собаках и доброте. Из полярного домика к палатке бредет Сушков Валера. Он повязал себе шарфик поверх капюшона бантиком назад, как мальчик – мамина радость и тоже стал похож на трансивер или на пленного немца. Валере приходится идти против ветра – без горнолыжных очков в пол лица или маски с дырками для глаз, занятие это героическое и очень неприятное. Валера спотыкается, его сдувает мощными порывами, а мы радостно снимаем его мучения для будущего фильма. Следующий подвиг – заправка работающего генератора.

Исполняет Андрей Моисеев (UA0BA), город Норильск, как самый из нас привычный к такой погоде. Генератор какой-то очень хороший, японский, работает бесперебойно. Рядом с генератором бочка. Далее как всегда – шланг в бочку, всосать из шланга соляру, сунуть другой конец шланга в бак генератора… Это в теории. На практике шланг у нас какой-то сиротский – толщиной примерно с мизинец. Остатки топлива после последней заправки в нем замерзли. Пока Андрей выколачивает из шланга лед, ресницы на его смуглом лице покрываются белым пушком. Снегурочка! Тянуть солярку через соломинку занятие тоже не из приятных, тем более на морозе в ураган. Но Андрей хохочет и продолжает заправочные манипуляции. За это через пару дней пурга доберется до Норильска, по срывает крыши с домов и отломает парочку рогов с его четырнадцатиметровой красавицы-радиомачты…

Мы сидим в грохочущей палатке и ждем окончания катаклизма. Настроение не то чтобы унылое, но бывало и получше. Палатку продолжает трясти и засыпать. Владимир Семеныч рассказывает о своих похождениях, его растрогала еще одна находка в заброшенном домике – вахтенный журнал полярной станции, где написано, как в апреле восемьдесят четвертого года на станцию пришла группа Чукова и под этой записью Семеныч и его команда собственноручно оставили автографы, благодарности и пожелания полярникам…
Мы с интересом слушаем, потому что действительно интересно.

Спрашиваем: а ходят ли в такую погоду медведи?
Ходят, говорит Семеныч.

И чтобы выйти из палатки и отойти от лагеря для съемок мы берем с собой Женю Рассказова с помповым “Ремингтоном”, заряженным картечью и разрывными пулями или Славу с карабином. Мы не собираемся убивать медведей, нам очень хочется их снять, но какие планы у них – нам неведомо… Радиоспортсмены занимаются спортом. За восемь дней на острове они планировали провести десять тысяч сеансов связи. Но здесь собрались настоящие Русские робинзоны, им не надо ни шоколада, ни мармелада, а только микрофон или телеграфный ключ и они готовы сутками сидеть без движения за передатчиком, благо прохождение сигнала отличное, все магнитные бури прекратились и нас слышно даже в Антарктиде и ажиотаж вокруг экспедиции безумный, так что намеченные десять тысяч происходят гораздо быстрее.
Решено улетать на два дня раньше, чтобы успеть как следует отработать с острова Уединения. Вызываем на связь остров Голомяный, где базируется наш вертолет. Вертолетчики с радостью соглашаются на изменения в полетном плане. Им, вертолетчикам, летать охота, а не на койках валяться.
На следующий день буря стихает и устанавливается неописуемо приятная погодка. Штиль полный. В ярко-синем небе – ни облачка. Солнце ощутимо греет. Видимость – миллион на миллион.

Благодать!

А ходят ли в такую погоду медведи? – спрашиваем мы Семеныча.
– Еще как ходят – отвечает Семеныч.

Поэтому Слава остается в палатке, а мы с Женей и “Ремингтоном” идем снимать пейзажи. Забираемся на какой-то ржавый вагончик, нагретый солнцем и с высоты озираем окрестности. Может нам все-таки удастся снять медведя! Меня посещает вполне журналистская мысль насчет практической проверки боеготовности ружья, об удивительной точности которого я слышу уже три года.

– Женя, а давай постреляем!
– Давай! – с готовностью соглашается Рассказов.

Мы заканчиваем съемки, отходим в сторонку и Женя эффектным движением Терминатора загоняет патрон в патронник знаменитой американской “помпы” стоимостью в полторы тысячи долларов…